Америка. А что мы знаем про Америку? То что "БТ/ОНТ" говорит и показывает? Это только и знаем. Плохо. Чтобы судить о ней, надо ее знать. Знать не той информацией, от которой хочется блевать - не от политической. Информацией, которая показывает реально за и против. Не верьте телевизору. Вам покажут всегда негатив. Про позитив забудьте. Вспомните премьеру фильма "Фаренгейт 9/11" по ОНТ. Как они кричали? Этот фильм никогда не покажут в США? Ошиблись. А вы поверили гнусным словам диктатора. Показывали, и там спокойно относятся. Все знают правду. А мы? Мы что знаем? Знаем как бабульки кости моют, но в итоге голосуют не за другую жизнь, а за "вайны няма, и цудоуна"... Кому мы нужны? Кому нужны 10 миллионов, большая часть которых, не понимает силу своего голоса. Мы боимся, нас запугали. Что вы, а если кто-нибудь сверху посмотрит не так, страх. Нас запугали как стадо овец, которые только беее, а в сути ноль. Обидно. За всех... Может мы, люди (белорусами назвать сложно), что-нибудь начнем делать? Делать шаги к новой жизни. Пусть мы потерпим как Польша, но будет жить!

Идет дождь. Капля за каплей стекает по стеклу. Какое красивое зрелище. Чистые капли стекают по стеклу. Как слезы...
Это его погода, это его день. Нет прекрасней дня, чем этот. Он идет на улицу. Его питает эта погода, это настроение. Настроение грусти и размышлений.
Тихо. Идет дождь. Безлюдно. Он купил в ларьке воды и случайно заметил девятиэтажку. Он шел. Он размышлял. Он оценивал людей, их повадки, поступки, отношения друг к другу. Большинство размышлений вызвало "глюки": убийство кого-то человека. Он вспомнил, как в одном фильме человек с такими "глюками" видел как убивают людей. Страх. Ненависть. Боль. Ему больно. Больно за людей, за их страдания, которые они приносят друг другу...
Его размышления затмили время. Оно пролетело. И случайно он стоял перед той девятиэтожкой, что заметил, покупая воду. Ему больно... Он поднялся на лифте на девятый этаж... Вышел на балкончик. Смотря вниз приходят интересные мысли...
"А каково оно? Лететь последние 100 метров?"... Его соблазнила смерть...
<...>
"Здравствуйте, уважаемые телезрители! Срочный выпуск новостей. Около часа назад прохожий обнаружил труп подростка около своего дома. Этот случай не что иное, как суицид..."

Вы видели московских старушек? Они одинаковы на вид, словно работает в стране секретный завод, выпускающий их с конвейера. Боевая старушка ростом невысока, широка в плечах и имеет смещенный вперед центр тяжести. Она подтянута и деловита. Обладает высокой скоростью и маневренностью. В быту носит ниспадающие одеяния немарких тонов, на людях предпочитает одежду практическую, добротную, исполненную на совесть. В ее глазах пылает неукротимый огонь. Она закалилась в боях и пережила множество эпох. И вас тоже пе реживет. Никогда не пробуйте остановить целеустремленную старушку! Даже не пытайтесь!

Часть 1. Про внука Петеньку
Петенька страдал от них, сколько себя помнил. В раннем детстве родители, стесненные квартирным вопросом, отдали Петеньку на попечение бабушки, Сталины Агаповны, которая обреталась в двухкомнатной квартире с видом на тихий скверик, детскую площадку и гряду мусорных баков. Долгая война за обладание двориком между жильцами и ЖЭКом окончилась полным поражением последнего, в результате чего над аркой повесили кирпич, а чтобы малограмотные водители не доставали, установили шлагбаум. И дом, включая окрестное про странство, превратился в Заповедник. Основное население Заповедника составляли старушки. Они узурпировали власть и захватили не только двор, но и прилегающие территории. Изредка в жилищном потоке попадались затравленные старички, трогательно одинокие, как ирисы на болоте. Молодежь сторонилас ь Заповедника, а те немногие ее представители, кого угораздило в доме проживать, старались лишний раз не высовываться и о себе не напоминать. Заповедник ломал самых беспокойных обитателей. Стоило нарушителю спокойствия пройти сквозь подъездные чистилища, как он сразу терял спесь и становился ручным и обходительным. Но находились и те, кто не успокаивался и продолжал неправомерные действия. Тогд а старушки мстительно поджимали губки и вводили в бой тяжелую артиллерию. Враг подвергался ковровой бомбардировке гербовыми бумажками из ЖЭКа. В осажденной квартире еще не успели стихнуть взрывы негодования, как управляемой ракетой приходил участковый - ответом на серию жалоб со стороны соседей. И напоследок, оглушенный валидол ом индивид попадал под струю напалма сплетен одна другой невероятнее. Дольше третьего этапа не держался никто. Так как список противоправных действий был велик, старушечьи войска без работы не сидели. В свободное от чисток время они собирали информацию: дежурили на скамеечках возле подъездов, подсматривали в замочные скважины, прослушивали розетки посредством стак анов и знали все. Что Тонечка из восьмой квартиры понесла от слесаря из соседнего дома, а Колюня из
десятой, студент недоделанный, по ночам с девками да гитарами шляется, а сессия у него провалена и, как пить дать, пойдет в армию, тунеядец! Что молодежь с овсем от рук отбилась, что поясницу ломит к холодам, а ноги - к исчезновению из продажи сахара. И многое, многое другое ... Вот в эту самую идиллию и угораздило попасть шестилетнего Петеньку, мальчика ласкового и не по годам развитого. В неполные три Петенька радовал бабушкиных подружек тем, что вставая на стульчик произносил речитативом "Уважаемая редакция, спешу довести до в ашего сведения ..." Петина бабушка обожала писать в газеты и на телевидение, сопровождая творческий процесс чтением вслух. Как правило, после одного-двух абзацев Сталина Агаповна уставала и начинала бормотать что-то совершенно бессвязное. Потому и Петеньк а заканчивал свое выступление на полуслове.

Луна на небе полная.
Воздух на улице свежий.
Улыбка девчонки напомнила
Тот теплый июльский вечер.

Стрелка минула полпервого.
Сейчас я не сплю единственный.
Улыбка девчонки светлая
И взгляд немного таинственный.

И сам улыбаюсь счастлИво.
В удачу все более верится.
Девчонка, с улыбкой красивой,
Уверен, мы еще встретимся!

(С) Suvoroff 24.05.05

«… Письма, письма лично на почту ношу…» - доносилось откуда-то издалека. С каждой секундой слова становились все отчетливее, а в голове неизвестный голос повторял: «Всплывай, всплывай!.. Пора вставать! Открой глаза!..»
Жорж Петрович открыл глаза и несколько секунд фокусировал взгляд на пространстве. Постепенно туман с его глаз отступал и ему удалось разглядеть, неведомо откуда взявшегося, странного малого, который сидел перед кроватью в кресле и улыбался довольной улыбкой.

10.34. Таня и Антон.
- Антоша, это я. Привет. Как твои дела, милый? – ласково говорил голос на том конце провода.
- Слушай, я еще сплю. Сто раз тебе говорил, – не буди рано в выходные! – пробурчал он.
- Прости, прости, я только хотела узнать, мы сегодня пойдем на каток?
- Что я, маленький мальчик что ли, с тобой кататься? Иди, если хочешь. Тань, тебе уже девятнадцать, а ты все глупостями занимаешься. Все, я сплю.
- Прости меня еще раз, что разбудила тебя, милый. – На том конце провода уже слышались лишь короткие гудки.

13.40. Таня и Антон.
- Тоша, ты проснулся?
- Ага. Ем.
- Доброе утро, солнышко! – обрадовалась она.
- Утро. Что делаешь?
- Вот сижу одна дома, смотрю по телевизору какую-то комедию. Мы погуляем?
- Тань, попозже перезвони, в дверь звонят.

15.00. Антон и Стас.
- Стасон, здорово. Пошли пива пить?
- Здорово. Че так рано? Танюха в гости не звала что ли? – засмеялся Стас.
- Да ну ее. Задолбала! То ей на каток, то ей в театр, блин. Ну что я в этом ее театре забыл?
«Культурная революция», тоже мне! – закипал он.
- Ну, успокойся, это же мелочи. Девчонки все немного того, «с приветом».
- Это точно.
- Давай в пять, в баре на Островского.
- Лады. Жду.

16. 20. Таня и Антон.
- Тош, это я. Чем занимаешься? Я уже соскучилась! – он слышал, как она улыбается в трубку.
- Танюш, тут неожиданно шеф позвонил с работы, надо выйти, там какие-то проблемы с отчетом возникли. Если успею, я вечером забегу. – протараторил он.
- Хорошо… Я буду ждать… Пока, любимый. – расстроилась девушка.
- Пока, пока.

23.30. Таня и Антон.
- Тоша, куда ты пропал? Я так волновалась! У тебя телефон все время отключен был. Что-то случилось, родной? – обеспокоенный голос на том конце провода чуть не плакал.
- Успокойся. Все в порядке. Просто что-то с сетью было. Прости, я задержался, не успею к тебе зайти. Я уже дома, сейчас спать лягу. Завтра снова надо на работу выйти.
- Спокойной ночи, милый… Скажи, что ты меня любишь!
- Люблю. Пока.

6 января.
11.00. Таня и Антон.
- Тоша, доброе утро! Как работается?
- Какая работа, ты че, с ума сошла? Сегодня же выходной!
- Ты же вчера сказал, что работаешь сегодня…
- А… ну да, конечно, - замялся он. – Работаю. У всех людей выходной, один я, как осел, работаю!
Все, пока, у меня дел по горло. – пробормотал он сонным голосом.

Мама купила мне велосипед. Я прыгал вокруг нее как ребенок. Да я и был ребенком шести лет. Немного оседлав свой восторг я отошел в сторону:
-Спасибо мама, как-то застенчиво сказал я.
Да, я никогда не был ласковым ребенком. Чтобы там обнять и поцеловать, прижавшись к ней. Никогда.
-И в кого ты такой неласковый, улыбаясь говорила мама.
-Ну мам,- я же ласков с девочками, меня даже Ленка вчера поцеловала.
-Эх ты,- обхватив мою шею и теребя мои волосы - ответила она.
Вырвавшись из ее объятий, сверкая пятками я бросился поделиться этой поистине радостной новостью с пацанами.

Как неумолимо бежит время. Казалось, еще вчера играли с ребятами в прятки, были разбойниками и казаками. Бродили, бегали беззаботными глазами погороду. Рассматривали прелести девочек в подъездах.

-У меня шоколадка есть. Вот так вот.
-Сереженька, а ты мне дашь половинку,- верещала Светка.
-А ты мне покажешь свою пипиську,- отвечал с полной серьезностью этого вопроса я.
-Ух ты!!!-лишился я половины сладкого какао.
-А потрогать можно?- застенчиво вопрошал я.
-Тогда вся шоколадка.
-Давай.

Прятки остались, но сейчас я уже прячусь не от Кольки из семнадцатой и не от Ленки из двадцать пятой. Прячусь от книг, от профессора нашего университета, также спрятавшего свой хитрый взгляд за толстым стеклом в костяной оправе, от проблем быта.

Уже и деревья кажутся не такими большими, и ноги, в этих смешных сандалиях, превратились в мужскую ступню сорок четвертого размера. Лишь какие-то воспоминания.
Помню лишь свои слезы. Мама сняла ремень со стенки.
- Мама, не надо.- Ну за что, они сами не отдавали свои игрушки.

Помню дядю милиционера, который к нам приходил, по поводу этого так сказать маленького проступка. У маленьких - маленькие проступки.

-Ну мама, за что?- голосил я на весь дом.
-Что же ты делаешь негодник?!
-Тебе мало игрушек?
-Я тебе в чем-то отказываю, в твоих прихотях,- кричала мама, меняя фразы с кожаным ремнем.
-Да как ты мог ударить по голове кирпичом Колю.
-А Лену? - Зачем ты ее тащил за волосы по всему двору? Это же девочка.
Я был заперт в комнате.
Ну да ладно, все уладилось. Все потом помирились: Эх детство.

Да, все изменилось. Все стало казаться с другой точки зрения. С более взрослой.

Дядя милиционер с усиками - стал ментом. Светка с Ленкой поменяли свои детские формы. Теперь уже не проходил шоколадный бартер. Да и мои желания возросли.

Мороженое с лиманадом поменялось на водку с пивом. Теперь за свои поступки я должен отвечать сам, самостоятельно. Взял академ, чтобы из универа не выгнали. Это как в том анекдоте:
-А ты что развелся то?
-Плохо что ли готовила?
-Да нет. За непосещаемость.

За все нужно платить. Платить самому. Вот в этом я не хотел взрослеть ни капли. Я взрослый, я решаю свои проблемы сам; я пью с кем хочу, я приду во столько, во сколько мне это заблагорассудиться.
Я взрослый настолько, что могу сказать без зазрения совести. Назвать ее на.
-Слышь, мать - дай мне пять сотен.
Дает. Иду на день рождения к Ленке.
-Когда вернешься?
-Не знаю мам. Может завтра вечером.
Пришел через два дня, не один. С Ленкой. Мамы не было дома. Сразу на кухню.
-<слово паразит>: Даже поесть не оставила. Сложно что ли. Поворачиваюсь к шкафу.
Записка: Я до вечера среды в командировке.
-Деньги в моей тумбочке. Целую. Не баловаться.
Пошел, нет, рванул со скоростью света в ее комнату. Глаза прокрутились - три семерки вместе с носом. Две штуки. Так-с. Сегодня суббота, полдень. По пять сотен на день. До вечера, до среды.
-Ленка,- живем.

Маргарита Львовна лихо впилась в клавиши крючковатыми пальцами пожилой комитетчицы-машинистки, издав угрожающее подобие до-мажорного трезвучия, и Кузя, разинув рот, словно пытаясь раскусить зубами воображаемый бильярдный шар, немелодично заорал на весь актовый зал:
- На-ша-ро-ди-на-пре-крас-на-сол-ныш-ком-сог-рееетА!!!
- ЛУЧ-ШЕ-Я-СТРА-НЫ-НЕ-ЗНА-Ю-ЧЕМ-СТРА-НА-СО-ВЕЕЕТОВ!!! – энергично грохнул Кузе в спину хор таких же озлобленных, как и он пионеров, чуть было не сдув Кузю со сцены.
- Па-сма-три-как-хо-рош-край-в-ко-то-ром-ты-жи-вееешь!.. – завизжал Кузя фальцетом, скованно-заученным жестом обведя рукой зрительный зал.
- ПА-СМА-ТРИ-КАК-ХО-РОШ-КРАЙ-В-КО-ТО-РОМ-ТЫ-ЖИ-ВЕЕЕШЬ!!! – немедленно отозвался коллектив, создавая акустическую картину своры складских собак, облаивающих тормозящую электричку.
В зале поморщилась и фальшиво заулыбалась представительница РОНО - полная женщина и не менее полная дура, с красными глазами:
- Хорошо поет мальчик, - покровительственно-громким шепотом обратилась она к классной руководительнице – полуженщине, с серым лицом отпетой сволочи.
- Да. Это наш Кузнецов! Очень хороший мальчик! Гордость класса!.. – ответила сволочь, - Очень, очень, блядь, хороший мальчик! Мне кажется, это именно то, что вы ищите, Раиса Павловна.
- Возможно, возможно… Э-э… Будьте любезны, Людмила Петровна, попросите их уже заткнуться наконец!..
Серая сволочь с готовностью поднялась с места и, сложив над головой пожелтевшие руки буквой «Х», замерла на несколько секунд, в позе престарелой актрисы пантомимического театра, изображающей прекрасного лесного оленя.
Дети нехотя заткнулись, предварительно рассыпавшись в нестройное сиротское вяканье. Маргарита Львовна, в конце концов, тоже затихла, смешав партии правой и левой руки в одну невнятную грязную ноту. Она с ненавистью окинула детей взглядом, захлопнула крышку фортепиано и проскрежетала:
- Все свободны.
- А вот пусть Кузнецов останется!.. – жирно посоветовала представительница РОНО из зала.
- Кузнецов, останься, - выдохнула Маргарита Львовна, и растворилась вместе с учениками в каком-то пыльном коридорном тумане.
- Сережа, подойди к нам, с тобой поговорить хотят! – паскудно поманила пальцем Кузю Людмила Петровна.
Кузя спрыгнул со сцены и на полусогнутых ногах неуверенно подошел к необъятной красноглазой дуре из РОНО.
- Итак, Сережа Кузнецов, да? Меня зовут Раиса Павловна, – обдала Кузю зловонным дыханием красноглазая, - Ты, ведь, отличник?..
Кузя молча кивнул.
- Да. У него еще и с физкультурой все хорошо. Спортивный у нас мальчик, - встряла Людмила Петровна, - и родители приличные люди. С наследственностью все в порядке.
Она шершаво потрепала кузину макушку своей деревянной ладонью, похожей на гладильную доску. Кузю перекосоёбило, и он жалобно отстранился от классной руководительницы.
- А как, вот, с математикой у тебя? – поинтересовалась красноглазая.
- Я отличник, - пискнул Кузя.
- А в космос, к примеру, ты хочешь?
- Хочу…
- В космос он хочет, – подтвердила Людмила Петровна.
- Так. В космос. Замечательно… Ну а как, вот, тебя в классе ребята называют?.. Ну, кличка какая-нибудь у тебя есть?
Кузя молча уставился в пол, смущенно разглядывая собственные сандалии.
- Кузя его называют, - самодовольно подсказала Людмила Петровна, словно в этом была ее главная заслуга, - Кузя!..
- Кузя. Отлично… Вот что, Кузя, ты нам подходишь! – торжественно объявила Раиса Павловна, доверительно обдав Кузю запахом изо рта так, что он, буквально, чуть не потерял сознание, - Понимаешь, наш отдел народного образования участвует в очень важном союзном эксперименте. Ты, ведь, отличник? А мы хотим, чтобы все дети нашего района были такими же примерными, как и ты. Ты, ведь, нам поможешь? Ну?.. Поможешь?
- Помогу, - мелодично промямлил Кузя, заворожено глядя в красные глаза дуры из РОНО, отдаленно напоминающие стоп-сигналы первой модели «Жигулей».
- Вот и хорошо, - глухо хлопнула себя по студенистой ляжке красноглазая, - Поехали! Поможешь нам прямо сейчас! Людмила Петровна, вы знаете, что делать: родители там, учителя… ну, и прочие. Пошли, мальчик! Можешь не одеваться, мы на машине поедем.

Уже третьи сутки лил проливной дождь, заливая все джунгли. Джо находился в джунглях уже больше месяца. Он потерял чувство времени еще когда находился в плену у вьетконговцев. Чертовы вьеткоговцы… Маленькие, всегда грязные, узкоглазые люди… После их пыток исхудалое тело Джо было все в шрамах. На руках и ногах отсутствовали некоторые пальцы. Но его это не волновало – большой ошибкой вьетконговцев было оставить Джо указательный палец правой руки. И сейчас в руке Джо сжимал пистолет, держа свой указательный палец на спусковом крючке. Его пистолет… Как Джо был удивлен, когда нашел его за поясом обезглавленного мужчины. За все время, которое Джо находился в джунглях, он ежедневно видел убийства и зверства. Со всей своей команды элитного отряда спецназа Джо остался один. Он не чувствовал боли. Когда тело испытывает непрерывную боль, мозг просто отключает ее. И только боль в сердце не давала ему покоя. Перед его глазами постоянно возникал образ Джека, вечно с улыбкой и в своей шляпе. Джо никогда не забудет взгляд своего лучшего друга, когда, находясь рядом с шестиствольным пулеметом с полным боезапасом, он не мог сделать ни одного выстрела. Ни одного выстрела, потому что от его рук остались лишь куски свисающей кожи, которые электрическая мясорубка вьетконговцев почему-то отказалась дожирать своими лезвиями. Последний патрон своего пистолета Джо пустил в голову Джека, в голову своего лучшего друга. Друга без пальцев. Без грязных пальцев и рук.